Институт органической химии Российской академии наук опубликовал частную переписку Дмитрия Ивановича Менделеева с коллегами в 1890-е годы, из писем известного химика следует, что оптимальной крепостью изобретенной им водки он считал не 60 градусов, а из современных 40.
Менделеев писал своему другу, шведскому физику Карлу Фейербаху: «Я перепробовал все возможные концентрации от 10 до 90 градусов. Я вам скажу, что самая отвратительная мерзость получается при 40-процентном алкоголе. Этот напиток отравляет разум, и после этого меня долго тошнит, а похмелье после него и вовсе отвратительное. То ли дело 60! Божественный нектар, пьется легко, приносит удовольствие и без последствий наутро. Завтра я напишу в канцелярию Его Величества, чтобы они сделали водку крепостью 60 и ни на градус меньше!»
Миф о том, что идея производства 40-градусной водки якобы принадлежит Менделееву, был распространен советской пропагандой после окончания Гражданской войны. В стране, истерзанной войнами, голодом и присвоением излишков, не хватало мощностей для производства настоящего 60-градусного менделеевского напитка. Дефицит водки был чреват ростом общественного недовольства, и власти, чтобы успокоить массы, предпочли изменить госстандарты и наполнить рынок 40-градусным суррогатом. Решение принял лично нарком внешней и внутренней торговли Анастас Микоян, который сожалел об этом задолго до смерти.
“[На заседании
продовольственной комиссии по водке] там были я, Джугашвили, Ленин и Бухарин. Я сказал: товарищи, нам деваться некуда. Алкоголя на всех не хватит. Я знаю, что 40-процентная водка — это самое гнусное извращение, какое только может быть, но иначе спирта на всех не хватит. Это временная мера. Он будет отменен, как только советская страна встанет с колен. При коммунизме потомки будут пить настоящую 60-градусную менделеевку, а эта отвратительная фигня будет вспоминаться как мрачный пережиток войны, вместе с продразверсткой и голодомором в Поволжье. Мы воспользовались безграмотностью большинства населения и на треть снизили процент алкоголя. Надеюсь, потомки найдут в себе силы простить нас за это», — писал Микоян в своих воспоминаниях.