За сегодняшнее утро мне поступило два предложения поработать научным консультантом (sic)

Одно из стартапа, одно из государственной организации.

Степень моего знакомства с темой стартапа — “несколько раз пользовалась подобным продуктом как частное лицо”. Степень моего знакомства с темой, интересующей государственную организацию, чуть повыше — “в 2017 году внимательно читала две статьи на смежную тему для своего диплома”.

Мне кажется, я довольно хорошо понимаю, почему они обратились ко мне.

Первая причина, лежащая на поверхности — это, конечно, экономия мышления, привычка искать под фонарем. В мозге большого количества людей (ну еще бы, я пятнадцать лет на это работала и продолжаю) выращен нейронный контур “Ася Казанцева”, он ассоциативно связан с достаточно широким кругом вопросов из области когнитивных наук, и как только любой такой вопрос у человека в голове актуализируется, то опция “а давайте позовем Асю” оказывается более очевидной, чем робкое “а давайте поищем специалиста”, пересиливает при сопоставлении альтернатив. Больше, извините, метаболической активности, выше прилив крови на фМРТ, выше частота импульсации. Этот эффект универсален, я легко прихожу в голову зрителю ютуба, задумавшему послушать что-нибудь про мозг, я легко прихожу в голову организаторам научных фестивалей, я легко прихожу в голову непрофильным журналистам, и это всё так и задумано. Но вот иногда это срабатывает шире, чем задумано, запутывает тех, кому на самом-то деле нужен не популяризатор, а эксперт.

Это объяснение тесно связано с эффектом Матфея, “чем больше славы — тем больше славы”. В журналистике во многих отношениях больше смысла звать экспертом того, кто уже засветился как эксперт по этой теме. Во-первых, он не кот в мешке, про него уже понятно, что он будет говорить. Во-вторых, понятно это не только журналисту, но и читателю, больше доверия и радость узнавания. В результате по всем каналам годами и десятилетиями ходят одни и те же десять человек. Говорим эволюция — подразумеваем Марков, говорим коронавирус — подразумеваем Якутенко, говорим ГМО — подразумеваем Панчин. А мы че, мы ниче, мы прилежно ходим и десятилетиями говорим одно и то же. Коллеги-то, положим, делают это из внутренней потребности просвещать, а вот у меня от постоянного наращивания славы просто-напросто напрямую зависят тиражи и гонорары; а у меня ипотека.

Вот, но есть и более интересная причина, почему экспертом внезапно зовут популяризатора. Личная известность — это честный сигнал. Как павлиний хвост, она требует больших усилий и повышает личные риски. Она не падает с неба, она зарабатывается постепенно. Тремя книжками, сотнями лекций, тысячами одинаковых интервью. Сам тот факт, что она у меня есть — надежное свидетельство того, что я терпелива, обязательна и работоспособна. А про человека без личной известности это заранее не известно. Может быть, да. Может, нет.



И еще личная известность в моей области тесно связана с репутацией. Мне есть что терять. Долгосрочные риски от того, чтобы сознательно врать в камеру (особенно если я могу быть в этом вранье легко уличена) перевешивают любые краткосрочные приобретения, которые можно было бы такой ценой заработать. Ошибаться можно (всем можно), но тоже нежелательно, и надо потом как-то корректировать. Соответственно, когда какая-то организация приглашает меня поработать научным консультантом, их вообще не интересует, насколько я разбираюсь в этой теме сейчас. Они полагают, и небезосновательно, что, если я соглашусь, то я в этой теме разберусь (если она хотя бы косвенно связана с моей областью компетенции). Не потому, что меня так уж интересует успех их предприятия, а потому, что в моем случае грубая ошибка (ставшая известной) может слишком дорого стоить, то есть я хорошо мотивирована.

Разумеется, отказала обоим.