В частности, не поняла, что он делает в школьной программе — с этим пещерным расизмом, топорным манипулированием второстепенными героями (господи, даже в «Приключениях майора Звягина» персонажи менее прямолинейны!), непонятно чем поломанным Печориным (у меня возникла даже версия, что ему выела душу Вера в первую итерацию их романа, пока он был трепетен и юн).
И мне страшновато об этом писать, потому что вы же меня съедите. (Я прям вижу заголовки завтрашних новостей «Ася Казанцева призвала выкинуть Лермонтова из школьной программы»). Но занимает меня не это, а занимает меня природа нашей любви к книжкам. Сколько в ней от книжек, а сколько в ней от резонанса. Насколько любые книжки про одиночество можно подсунуть тинейджеру, чтобы он на всю жизнь помнил, что это великая литература, потому что она срезонировала с его собственным, нутряным колючим экзистенциальным ужасом (у меня, собственно, просто эту функциональную роль сыграли «Отцы и дети», а не «Герой нашего времени», так получилось).
И каждый раз, когда случаются трудные времена, у нас происходит откат назад, в подростковость, и мы черпаем утешение и опору в тех книгах и той музыке. Я, как человек с высоким даже и фоновым уровнем тревожности, книжки какие-то новые еще читаю (хотя реально уже примерно треть перечитываю), а вот музыку новую не осваиваю вообще. Как научилась в детстве слушать условный русский рок, так он у меня и крутится, сначала на кассетах, потом на дисках, потом в mp3-плеере, потом в яндекс-музыке. И ладно бы слушать, но он искренне кажется мне великим искусством, особенно в трудные времена. Тексты — глубокомысленными, музыка — спасительной. Ну, просто потому, что я его и двадцать лет назад слушала и мне казалось, что пропаду, и теперь мы знаем, что не пропала.
Меня все это, конечно, занимает как человека, у которого цеплять аудиторию — необходимая часть профессии, а базовый инструментарий, на первый взгляд, немного не про это. Мне, как и автору художественной литературы или музыки, не надо быть сущностью, надо быть зеркалом, надо резонировать с собственной болью слушателя. А чем я буду резонировать, NMDA-рецепторами? Ну, вообще-то именно это и делаю, потому что говорю не только про них, а и про то, как из-за них мы связываем песенки и возлюбленных. Важна не нейробиология и не литература, важно то, что, потребляя контент, каждый человек становится чуточку менее уникален, оригинален, особенен и неповторим. А это большая и сильно недооцененная радость.