Несколько дней назад я анонсировал обзор Либеральной миссии «Знамя конфронтации. За что и почему Россия воюет с Западом?» Я описывал тогда общую перспективу нашего анализа, главным фокусом которого было понимание того, что внешняя политика ни в коей мере не является чем-то отдельным, но тесно связана с динамикой политического режима и институциональной динамикой. Конфликт с Западом является и результатом такой динамики, и формирующим ее фактором. Механизмы этих связей и являются главным предметом анализа.
Но главное в сборнике – это составляющие его статьи. Татьяна Пархалина как раз пишет о взаимосвязи векторов институционального развития и динамики взаимоотношений России и Европы; смена этого вектора в России и привела к кризису постсоветской системы европейской безопасности. Василий Жарков анализирует две картины международных отношений и устройства международного сообщества, при этом характерный для России взгляд на эту систему как на последовательно иерархическую уходит корнями в глубь российской истории и периодически актуализируется.
Иван Курилла (Ivan Kurilla) пишет о том, чем является внешняя политика для общества: для элит ядерных держав, когда традиционными внешними угрозами можно пренебрегать, внешнюю политику можно конструировать как подчиненную внутренней, т.е. использовать в целях легитимации существующих порядков, для широкой публики роль внешней политики состоит в формировании обобщенной картины мира, и прежде всего образа «Другого», с помощью которого формируется представление о «своем». Эту тему продолжает статья Игоря Зевелева (Игорь Зевелев), который пишет о том, как внешняя политика становится инструментом конструирования национальной идентичности для российской элиты, а важнейшей чертой официального внешнеполитического дискурса стала секьюритизация вопросов этой идентичности, возведение их в ранг вопросов национальной безопасности. Александр Габуев сравнивает российское и китайское антизападничество и показывает, что для китайского общества Запад не является тем фокусом самопонимания, как это есть в России.
В разделе «Социология холодной войны» Лев Гудков показывает, как в общественном мнении несостоявшаяся «утопия Запада» обернулась обращением к «реакционной утопии» — идеологии «национального возрождения», опирающейся на защиту «традиционных ценностей» и усиление образа их «врагов»; однако подозрительность в отношении Запада в последние годы слабела, в общественном мнении росло желание нормализации отношений, что можно с осторожностью расценивать как исчерпание ресурсов политики конфронтации. Иван Крастев, анализируя европейские социологические опросы, показывает, что в Европе также общественное мнение сопротивляется идеологии «холодной войны» и блокового мышления и также склонно видеть основные угрозы европейскому порядку не вовне, а внутри.
Наконец, в разделе «Конкуренция капитализмов» Андрей Яковлев (Яковлев Андрей) поднимает мало обсуждаемую в России тему разнообразия капитализмов и показывает, как в России потерпели неудачу попытки адаптировать как модель либеральной рыночной экономики, так и (китайскую) модель государственно-патронируемой рыночной экономики, в результате, в 2010е гг. в условиях патриотической мобилизации и конфликта с Западом эта модель эволюционировала в направлении «экономики сопротивления», основные черты которой демонстрирует Иран, находящийся под международными санкциями десятилетиями. Напоследок в моей статье «Время янычар: самоизоляция как стратегия» речь идет о конкуренции в России различных типов элит и о том, что, несмотря на вред, который конфронтация наносит перспективам экономического развития в России, самоизоляция является для доминирующей элитной коалиции сознательной стратегией, позволяющей, подавив внутреннюю конкуренцию, сохранить доминирование и результаты перераспределения собственности, происходившего в последние 15 – 20 лет.