Петр Авен в интервью Виктору Лошаку высказал мысль, что гайдаровское правительство должно было пообещать людям вернуть их вклады в Сберкассах, обесцененные реформами начала 1990х. Это повысило бы доверие людей к этим реформам и реформаторскому правительству. Петр Авен сыграл важную интеллектуальную и организационную роль в становлении команды Гайдара и на первых порах входил в гайдаровское правительство. И все эти годы он продолжает общественную дискуссию на эту, безусловно, ключевую для истории новой России тему (один их совместный с Альфред Кох замечательный том «Революция Гайдара» чего стоит!).
Мысль об обещании компенсации за утраченные вклады несколько раз всплывала в этих дискуссиях, и в свое время мне тоже показалась спасительной. Действительно, если бы из доходов, полученных от приватизированных предприятий, людям бы делали выплаты за утраченные вклады, это могло бы компенсировать травму реформ и повысить доверие к приватизации.
Впрочем, если мысленно вернуться в контекст 1992 г., становится ясно, что это вряд ли сработало бы. Тогда до возможности каких-то выплаты казалось так далеко, что об этом практически не стоило думать, а приватизируемая советская собственность в разгар системного и макроэкономического кризиса вовсе не выглядела каким-то лакомым куском, который можно обвешивать обременениями. Публичное признание ответственности за вклады лишь разогрело бы популистский аппетит: с правительства начали бы требовать конкретных сроков и порядка выплат, раз уж оно официально признало свою ответственность. Сейчас мне кажется, что это бы ничуть не помогло. А впечатление, что так можно было сделать, связано не с динамикой приватизации и реформ, а с бешеным ростом цен на нефть в 2000е гг., в результате чего стало ясно, что суммы, о которых идет речь, – это просто тьфу, что такое. И из дармовых денег их вполне можно выплатить. Но в 1991 г. на это никто не мог рассчитывать, и выплаты на горизонте десяти – пятнадцати лет казались абсолютно нереальными. Но дело не в этом.
О том, что никаких вкладов ко времени прихода Гайдара в помине уже не было, писалось много раз. Содержательное обсуждение этих вопросов можно прочесть у Константин Сонин. Костя, впрочем, не прав лишь, когда пишет, что исчезновение вкладов – результат печатания денег в 1989 – 1991 гг. На самом деле советское наличное обращение было устроено так. Людям выдавали зарплату, которая затем через сеть торговли возвращалась в бюджет и обратно выплачивалась им в виде зарплаты. Но так как товарного обеспечения под выданные зарплаты не хватало, то люди несли деньги в сберкассы. А правительство выплачивало им в следующем цикле зарплату из денег, полученных от торговли, и тех, что были принесенных в Сберкассы. (Багодаря архивным публикациям ЦБ, мы теперь знаем динамику этого процесса с точностью буквально до рублей; но вполне осознавали проблему и Брежнев, и Андропов, и тем более Горбачев.)
Иными словами, вкладов этих не существовало НИ_КО_ГДА. Это были преимущественно деньги, выплаченные в виде зарплаты, под которые не существовало товарного обеспечения. Если бы цены не были фиксированными, то на выпущенные товары просто бы выросла цена, и нечего было бы нести в Сберкассу. Но так как они были фиксированными, то оставшееся на руках покрытие их несостоявшегося роста и неслось в Сберкассу, чтобы когда-нибудь там пропасть. Но дело даже не в этом, хотя мы уже ближе.
В начале 1980х я как раз входил в возраст социальной и интеллектуальной осмысленности и поражали меня две вещи. Во-первых, умные и взрослые люди вокруг меня, объясняя неэффективность и жестокость строя, который существует, предупреждали меня, что он – между тем – вечен и никогда не может измениться. Во-вторых, меня поражало то, что повсюду люди мало что делали осмысленного, без конца пили чай на работе, рассказывали, как бессмысленно и абсурдно устроен их труд, потом еще заваривали чай и рассказывали, как еще бессмысленнее и абсурднее устроено все на каком-нибудь производстве со слов своего родственника или знакомого. Я думал: как же это может существовать вечно, если так все абсурдно устроено и никто ничего не делает? Это просто в какой-то момент все вдруг должно лопнуть. И оно лопнуло.
И дело вот в чем. А почему, собственно, этим людям, которые десять лет друг другу рассказывали, как все абсурдно, пили чай и опять рассказывали, кто-то должен что-то компенсировать? Почему, если вами десять лет правил маразматик, а потом еще один маразматик, и все пришло в полное дерьмо, то почему следующее поколение должно вам за это заплатить? И если мы обяжем его компенсировать, то почему само оно не должно залезать в карман следующего поколения, которое будет компенсировать ему?
Конечно, мне сейчас напишут: мои мать и отец всю жизнь честно работали… Мои мать и отец тоже честно работали, но это так не работает. Их честная работа пошла на оплату калашниковых для повстанческой армии в Анголе. Спрашивайте с г-жи Изабель душ Сантуш. Ах, вы не знаете, как? Вот поэтому я и думаю, что Гайдару не помогло бы принятие на себя обязательств за вклады, которых никогда не существовало. Общественной фрустрации нужен козел отпущения, а не реальные деньги, с потерей которых она уже смирилась.
Это соображение кажется мне своевременным и важным. Мне, конечно, тоже жалко людей, которые под конец жизни обнаружили себя в 1990е гг. в бедности (хотя удел предыдущих советских поколений был, в сущности, еще хуже). Но их судьба – судьба последнего советского поколения и мифического долга Гайдара перед ним – нами, по-моему, не осмысленна в своей обнаженной правде. Вы, конечно, можете думать: а что я тут могу изменить? Я честно работаю, строю дом, купил новую машину. Но правда в том, что за то, что дела там, где вы ничего не можете изменить, идут куда-то не туда и принимают какой-то маразматический характер, придется потом заплатить. И скорее всего – вам. Впрочем, есть и хорошая новость: виноват в этом будет, разумеется, Гайдар.